Удовлетворенная всем увиденным и сделав вывод, что все идет как надо, то есть отлично, она вернулась назад в разукрашенный мрамором холл и золотым ключиком открыла особую дверь, где скрывался ее персональный лифт, доставлявший Энни на самый верх здания, в ее собственные апартаменты. Пока лифт медленно и плавно поднимал довольную хозяйку в уютную мансарду, она про себя размышляла, отчего это некоторые люди осуждают роскошь. Лифт остановился, дверь бесшумно распахнулась, и Энни оказалась в мире, который принадлежал только ей. Бросив бархатное пальто на спинку кресла, она сразу же прошла к окну, как делала это всякий раз после обхода отеля.
Мансарда — если только так можно назвать монументальную постройку на крыше отеля — возвышалась над всем районом, и сорокафутовые окна гостиной, в которой Энни обычно обдумывала, чем бы еще украсить ее достояние, позволяли наслаждаться красотой города, лежавшего, в прямом смысле, у ее ног. Внизу рычали потоки автомобилей, но здесь было тихо, и ничто не мешало Энни любоваться видом ночного полиса, загадочного и могущественного города-государства, расцвеченного миллионами брызг электрических огней. Она легонько вздохнула, с удовольствием отметив, что зрелище ночного Сан-Франциско и теперь волнует ее ничуть не меньше, чем когда она любовалась им впервые, и, развернувшись на каблуках, с улыбкой оглядела помещение, ставшее ее домом. Энни всегда хотелось, чтобы ее дом не походил ни на какой другой. Именно по этой причине она решила отделывать все интерьеры, советуясь с известным дизайнером.
Дизайнер оказался весьма проницательным, талантливым, вполне преуспевающим и худым. И еще он был уродлив. Энни же обладала не меньшей проницательностью, а уж в смысле успеха добилась всего, что только возможно. Кроме того, она выгодно отличалась от дизайнера и своими внешними данными. Короче говоря, они сразу же отлично поняли друг друга.
— Взгляните на меня, — потребовала Энни, застыв в картинной позе в центре огромной пустой комнаты. — Вам, возможно, кажется, что вы созерцаете коротенькую пухленькую женщину средних лет с каштановыми волосами, но уверяю вас, что в глубине души я рассматриваю собственную персону иначе и считаю себя блестящей блондинкой высокого роста. И на десять лет моложе. Именно для такой женщины вы и должны создать апартаменты.
Дизайнер расхохотался и ответил, что отлично понимает идею Энни. В результате он воздвиг нечто белое с золотом, обильно приправленное серебром, шелком и атласом, лакированным деревом и хрусталем. Получившийся образчик дизайнерского искусства являл собой законченную декорацию для съемок голливудского фильма из жизни богачей. Полы покрыли белыми мраморными плитами, на которые сверху были брошены бархатистые кремовые ковры, огромные окна задрапировали сотнями ярдов кремового же шелка, стены декорировали зеркалами, в промежутках между которыми разместились серебряные канделябры филигранной работы. Меблировка включала глубокие мягчайшие диваны, обитые белым сафьяном, стеклянные столики и алебастровые, хрустальные, на металлических хромированных опорах светильники и торшеры, затемненные абажурами из шелка мягких тонов. Кровать, или, точнее сказать, ложе, предназначенное для Энни, обрамлял балдахин из кремового атласа, вершина балдахина была увенчана серебряной короной, и все сооружение, по словам Энни, напоминало будуар французской куртизанки, что отнюдь не мешало ей гордиться им.
Всевозможные гардеробы, шкафы и шкафчики были выполнены, из дерева ценных пород и покрыты белым лаком, причем все открытые полки в них, да и вообще любые пустые объемы, по желанию Энни заставили высокими вазами, в которых независимо от сезона всегда стояли свежесрезанные белоснежные розы на длинных стеблях. Дизайнер посоветовал заказчице для достижения максимального эффекта при окончательной отделке квартиры использовать не менее пятидесяти оттенков белого цвета. Все это великолепие создавало у Энни ощущение света, роскоши и благосостояния, особенно по контрасту с коричневыми кленами и потертыми, якобы турецкими, коврами, на фоне которых прошла ее юность. Энни, однако, прекрасно сознавала, что ничего из всей окружавшей ее роскоши она в жизни не смогла бы себе позволить, если бы на свете не существовало Мандарина и Фрэнси. И еще, конечно, Джоша, который стал для нее началом всех начал. Все это, несомненно, было делом рук судьбы или счастливого случая — так, кажется, любили говаривать в далеком Йоркшире, где находился дом ее отца и где она провела двадцать шесть лет из отведенного ей срока земного существования.
Но сегодня она отнюдь не собиралась предаваться воспоминаниям. Она думала о Фрэнси. Устроившись поудобней в кресле, Энни в очередной раз перечитала заметку в разделе светской хроники газеты «Сан-Франциско кроникл». Заметка называлась «Смерть Мандарина Лаи Цина». Она гласила: «Мандарин Лаи Цин, весьма известный и не менее загадочный бизнесмен, проживавший в нашем городе, скончался вчера в возрасте около семидесяти лет, однако никто не знает, сколько на самом деле лет ему было. По слухам, он родился в маленькой деревушке на берегу реки Янцзы в Китае, но информации о том, когда он переехал на жительство в Соединенные Штаты, не имеется. Известно лишь, что Мандарин появился впервые в Сан-Франциско в самом конце прошлого века и довольно быстро преуспел как финансист и предприниматель, используя, в частности, в своей деятельности старинную китайскую систему займов, известную как система кругового кредита. Однако в сферу большого бизнеса, куда в те времена китайцы не допускались, он проник благодаря своей скандальной связи с Франческой Хэррисон, дочерью миллионера Гормена Хэррисона, основателя одного из самых крупных банков и наиболее видного гражданина Сан-Франциско. Именно Фрэнси Хэррисон своим именем и положением прикрывала все сделки Лаи Цина как в США, так и в Гонконге, и, по мнению многих, только с ее помощью пресловутый Мандарин превратился со временем в миллиардера.
Лаи Цин с щедростью распоряжался своим состоянием. Он, в частности, создал различные фонды для финансирования деятельности школ, предназначенных для обучения китайских детей, основал несколько стипендий для малоимущих, дав им возможность получить образование в лучших колледжах и университетах страны, с его помощью были построены больницы и приюты для сирот. Поговаривали, что подобным образом он хотел примирить окружающих с тем фактом, что по причине трудного детства сам он так никогда и не получил настоящего образования. К сожалению, в этом он не преуспел, поскольку до сих пор ни один колледж не присудил ему степень почетного доктора, а руководство основанных им больниц, приютов и школ ни разу не предложило ему войти в опекунские советы соответствующих учреждений.
Следует отметить, что Мандарин всегда был загадочным человеком. И его личная жизнь — помимо широко известной связи с так называемой наложницей — до сих пор окутана тайной.
Но самым большим из всех секретов Мандарина остается ответ на вопрос: наследует ли вечно молодая и по-прежнему красивая Франческа Хэррисон состояние умершего магната и насколько это состояние велико? Жители Сан-Франциско, затаив дыхание, готовы следить за развитием событий, которые, как мы надеемся, поставят точку в длинной саге, повествующей о жизни самого загадочного и богатого человека, когда-либо обитавшего в городе Сан-Франциско».
Энни задумалась на секунду, прочитала ли Фрэнси заметку, нашпигованную слухами и сплетнями, и насколько подобные слухи затронули ее. Энни не пришлось участвовать в похоронах Мандарина в волнах залива Сан-Франциско, хотя она знала и любила его столь же долго, как и Фрэнси, — Энни прекрасно понимала, что ее подруга выполняла последнюю волю покойного и обиды здесь ни к чему.
Выйдя из задумчивости, Энни взялась за телефон и, позвонив в приемную отеля, вызвала свой темно-зеленый «паккард», приказав шоферу подать машину к главному входу. Затем она перебросила пальто через плечо и, затолкав злополучный номер «Кроникл» в карман, села в лифт, который повлек ее вниз, в роскошный вестибюль отеля.