— Ты знаешь, что в подобном случае делать, — наконец произнес он, смерив ее злобным взглядом похожих на кусочки льда глаз.
Фрэнси стояла навытяжку у дверей, неподвижная, словно памятник. Она вымыла опухшее от слез лицо, причесалась, перевязала волосы лентой и надела свое старое шерстяное платье, в котором чувствовала себя лучше, чем в новомодных тряпках, купленных отцом. Фрэнси заготовила маленькую речь, но когда настало время говорить, она, по старой привычке, испугалась. Тем не менее, выбора не было — сейчас или никогда.
— Нет, отец, — тихо, но твердо сказала она. — Я уже больше не ребенок. Я не позволю тебе меня пороть.
Выражение лица Гормена не изменилось.
— Перегнись через стул, Франческа, — невыразительным голосом приказал он, похлопывая по ладони поводком.
— Нет, — повторила она громче. — Говорю тебе, ты больше никогда не будешь меня бить.
Гормен прикрыл веками глаза, борясь с приступом ярости, нараставшей в душе. Но борьба оказалась тщетной — его лицо вдруг превратилось в маску, источавшую злобу и ненависть. Схватив Фрэнси за волосы, он протащил ее через весь кабинет и швырнул на стул. Затем замахнулся своей кожаной плеткой и опустил ее изо всех сил на спину дочери. Она закричала, но он продолжал стегать ее, вкладывая в каждый следующий удар больше злости, чем в предыдущий. Наконец Фрэнси затихла и, потеряв сознание, вся в крови, соскользнула со стула на пол.
Гормен возвышался над ней, тяжело дыша и сжимая в кулаке окровавленный поводок, и его лицо не выражало ничего, кроме омерзения. Постояв с минуту над распростертым телом дочери, он вернулся к столу, сунул поводок в ящик, поправил галстук и пригладил волосы. Затем направился к дверям. Мейтланд ждал его в холле. Дворецкий без всякого выражения взглянул на хозяина и молча выслушал его распоряжения. Гормен потребовал пригласить мисс Джеймс, чтобы та помогла мисс Франческе подняться в ее комнату, а сам он отправляется в офис.
Гувернантка едва не лишилась чувств, когда увидела Фрэнси, в полубессознательном состоянии лежавшую на ковре. Ее платье превратилось в лохмотья, а на спине чернели разводы от запекшейся крови. Мисс Джеймс посмотрела на Мейтланда и в страхе пробормотала:
— Никогда в жизни не видела ничего подобного. Девушке необходим врач.
Внешне невозмутимый, Мейтланд тоже был потрясен.
— Хозяин сошел с ума, — сказал он, с жалостью глядя на Фрэнси. — В следующий раз он ее просто убьет. Мы отправим ее в монастырь. Там милосердные сестры присмотрят за несчастной, и она некоторое время будет в безопасности. Что же касается меня, то я немедленно расскажу о происшедшем всему обслуживающему персоналу и после этого покину дом. Всякий, кто захочет последовать моему примеру, может это сделать. Я не стану больше работать на такое злобное чудовище, как Гормен Хэррисон, несмотря на все его богатство и жалованье, которое он мне платит.
Мисс Джеймс кивнула в знак согласия.
— Я раздобуду для девочки одеяло, мистер Мейтланд, а после того, как мы доставим ее в монастырь, я тоже уйду. Не имею ни малейшего желания оставаться здесь.
Глава 9
Через пару недель после бала в доме Хэррисонов Мейтланд появился в салуне на Пасифик-стрит, где работал Джош. На нем был костюм из твида, поэтому Джош не сразу узнал бывшего дворецкого, которого прежде видел только в черной визитке и полосатых брюках. Но Мейтланд сразу узнал Джоша по следам от побоев на лице.
— Похоже на то, что Гормен Хэррисон неплохо над тобой потрудился, — заявил он со знанием дела, разглядывая пластырь, закрывавший ссадину на голове у парня, синяк под глазом и распухший рот.
Джош поставил перед дворецким кружку с пивом на испещренную пятнами стойку и равнодушно пожал плечами.
— Он к тому же едва не убил собственную дочь, — добавил Мейтланд, с наслаждением отхлебывая из кружки.
— Свою дочь? Но она еще совсем ребенок и не сделала ничего особенного… просто плакала — вот и все.
— Я в курсе, что ты старался помочь ей, сынок, но она осрамила папашу перед всеми этими куклами из высшего света. Он ненавидит женщин, а дочь — больше чем кого бы то ни было. Хэррисон годами держал ее взаперти, и, поговаривали, оттого, что она была трудным ребенком и даже чуточку слаба на голову. Но, в конце концов, он потребовал обучить ее светским манерам, приодел и распустил слух, что дает за ней миллион долларов. Он готов был отдать ее руку любому, замухрышке с титулом. Мисс Фрэнси случайно услышала, как какой-то дурак распространялся на эту тему, и, естественно, расстроилась и сбежала. А теперь все знают, что ее нашли в объятиях лакея. И еще знают, что Хэррисон настолько разозлился, что избил дочь до потери сознания и сейчас она находится у ворот смерти.
Джош с недоверием уставился на дворецкого. Он был поражен.
— Это невозможно. Ни один, даже самый плохой, отец не в состоянии так истязать своего ребенка.
Мейтланд кивнул:
— Совершеннейшая правда, клянусь Богом. Я лично доставил ее в монастырь Милосердных сестер. Теперь за ней ухаживают они, но и у них нет особенной надежды на выздоровление. Хэррисон преподнес в дар монастырю небольшую сумму, но сам так ни разу и не проведал дочь. И я слышал, как он говорил сыну, что она больше не переступит порога его дома. Никогда. Разумеется, если останется жива.
— Если она умрет, ему придется все-таки приехать за ее телом, — Джош под конец не выдержал и с силой стукнул кулаком по стойке.
Мейтланд допил пиво и посмотрел на юношу со снисходительной усмешкой.
— Только не в этом городе, молодой человек. Гормен Хэррисон богат и влиятелен и, в сущности, заправляет Сан-Франциско. Люди, сродни ему, устанавливают здесь свои правила. А типы вроде нас с тобой вынуждены им подчиняться.
— Это все моя вина, — сказал Джош, надевая куртку. — Я пойду проведать ее прямо сейчас… Монастырь Милосердных сестер, так вы сказали?
— Да они просто не впустят тебя, парень, — бросил ему вдогонку Мейтланд, но тот уже выходил на улицу и не слышал его.
Милосердные сестры принадлежали к ордену, который занимался благотворительной деятельностью и заботился о бедных, больных и убогих. Сам монастырь располагался в небольшом белом здании с арками и маленькими оконцами чуть в стороне от Долорес-стрит. Монастырь окружали высокие стены, а тяжелые деревянные ворота надежно защищали его от проникновения мирской жизни. Но это не остановило Джоша. Переступая с ноги на ногу от холода, он настойчиво дергал за металлический прут, который заставлял звонить звонок за воротами, и с нетерпением ожидал хоть какого-нибудь ответа. Он дернул за прут снова и услышал звон, доносившийся откуда-то издалека. Потом послышалось шарканье, еще через какое-то время крохотное окошко в воротах приоткрылось, и за ним показалось лицо привратницы в высокой накрахмаленной наколке.
— Я пришел, чтобы навестить Франческу Хэррисон, — сказал Джош. — Мне необходимо повидать ее.
— К мисс Хэррисон посетителей не пускают, — едва слышным голосом прошелестела привратница.
— Но я уверен, что она захочет меня видеть, — настойчиво прокричал юноша.
— Вы ее родственник?
— Родственник? Да, конечно, — вдохновенно соврал Джош.
— Родственникам тоже нельзя ее видеть, — заявила сестра твердо и начала закрывать дверцу.
— Пожалуйста, не закрывайте, подождите, — он постарался приоткрыть дверцу снаружи. — Вы не понимаете. Я… Я — ее жених. Я люблю ее, видите ли, и она любит меня. Она не может умереть. Я ей не дам умереть. До тех пор, пока она меня не увидит. Пожалуйста, сестрица, я умоляю вас.
Он заметил колебание в лице привратницы и быстро добавил:
— Девушка хотела стать моей женой. Разве вы можете запретить мне повидать ее?
— Пожалуйста, подождите немного, — также тихо проговорила монахиня и направилась в глубь каменного строения.
Джош слышал шарканье ее обутых в сандалии ног, постепенно замершее в отдалении. Он походил туда-сюда, размахивая руками, чтобы согреться, — февральский холод давал о себе знать, а пальто у Джоша не было. Его пиджак из когда-то дорогого йоркширского твида почти совсем вылез, под стельки ботинок он запихивал газеты, чтобы хоть как-то защитить ноги от холода и сырости, а на его счету числилось ровно пять долларов. Но все это не имело никакого значения. Милая, красивая и такая несчастная Фрэнси находилась на краю гибели, и он должен был спасти ее.