— Вы будете приходить в класс ровно в восемь часов утра. Вы должны выглядеть аккуратно и чисто. Прежде чем войти, постучите в дверь и дождитесь моего разрешения. После скажете: «Доброе утро, фрейлен Хасслер». По средам же вы будете разговаривать только по-немецки, поэтому в среду вы будете приветствовать меня так: «Гутен морген, фрейлен Хасслер». По субботам мы будем беседовать по-французски, поэтому вы скажете: «Бонжур, мадемуазель Хасслер».
С восьми до девяти утра вы будете изучать арифметику, с девяти до десяти — английский язык. Затем у меня будет получасовой перерыв, а вы будете в это время учить какое-нибудь стихотворение, которое прочитаете мне после перерыва. С одиннадцати до двенадцати вам предстоит изучать историю и географию.
Затем у нас будет перерыв на обед, а после обеда — отдых. Ровно в два мы отправимся на прогулку и будем гулять в течение часа. Во второй половине дня вы будете учиться шить, а в четыре часа, когда мне предстоит пить чай, вы будете делать задания, которые получите от меня. После проверки заданий вы можете быть свободны и идти на кухню ужинать. После ужина — немедленно спать. Вам все понятно, Франческа?
Фрэнси кивнула, хотя от долгого стояния у нее закружилась голова. Все это время она думала о Принцессе, которая дожидалась ее в конюшне. Фрэнси с самого начала не понравилась фрейлен и то, что она говорила.
— А что мы будем делать по воскресеньям? — внезапно спросила девочка.
— Вы хотите сказать — разрешите спросить, что мы будем делать по воскресеньям, фрейлен Хасслер? — резким голосом поправила ученицу гувернантка. — Нет, надо определенно заняться вашими манерами, юная леди. Но если вы спросили, отвечу: воскресенье — мой выходной день. Не сомневаюсь, что в воскресенье вами займутся слуги. Полагаю, что в этот день вы пойдете в церковь утром и еще раз вечером. Ваш отец не оставил никаких указаний по поводу воскресного дня.
— Я так и думала, спасибо, — ответила Фрэнси с поклоном. Перед ее внутренним взором мгновенно пронеслась вся ее тщательно распланированная гувернанткой будущность. Но даже фрейлен Хасслер лучше, чем отец, когда он дома. Придется как-нибудь приспосабливаться, а там, глядишь, в один прекрасный день папа опять отошлет ее на ранчо.
Тот факт, что отец был в отъезде, давал еще одно преимущество: фрейлен после ужина никогда не высовывала носа из своих комнат, поэтому Фрэнси удавалось приводить Принцессу к себе. Она приберегала для собаки лакомый кусочек из своего ужина и в семь вечера, когда, по сведениям Фрэнси, слуги расходились по домам, отправлялась с собакой на прогулку вниз по дороге.
Стояли промозглые зимние вечера, но девочке не было холодно в бархатном пальто, подбитом горностаем, а с собакой, идущей рядом с ней, Фрэнси не боялась и темноты. Поначалу они гуляли неподалеку, но по мере того, как дни, проводимые в обществе фрейлен Хасслер, становились все скучнее и тоскливее, вечерние прогулки приобретали более длительный характер и даже временами напоминали настоящие приключения.
Они с Принцессой бродили по городским улицам, с любопытством заглядывая в освещенные окна домов, вдыхали запах пива, проходя мимо шумных питейных заведений. Фрэнси с интересом наблюдала за людьми, которых они встречали, и с завистью слушала, как они смеются. Она словно подглядывала за миром, столь отличным от ее собственного, за миром, где люди поют и танцуют и где, как ей казалось, нет места печали.
Вдоволь нагулявшись, они с Принцессой проскальзывали в дом через черный ход, который Фрэнси всегда оставляла открытым, потому что вполне резонно предполагала, что никому и в голову не придет пытаться его проверять, — эта дверь по ночам всегда запиралась. Затем она торопливо поднималась к себе, заставляя Принцессу идти по ковру, чтобы не поднимать шума. Она закрывала дверь в свою комнату на засов и наливала молока в миску Принцессы. Молоко приходилось заранее воровать на кухне. Потом девочка с удовольствием наблюдала, как Принцесса поглощает скромный ужин, и ложилась спать, забираясь под холодное одеяло. Собака всегда ложилась у нее в нотах, согревая их теплой лохматой шкурой. Во сне Фрэнси грезила о свободной жизни на ранчо, ей снилась ее маленькая кобылка Блейз, жареные цыплята, огонь, пляшущий в камине, и мама, улыбающаяся и розовощекая, сидящая рядом с ней в отсветах пламени.
Время шло, и она стала возвращаться домой все позже и позже, иногда простаивая часами рядом с кабачком в самом конце Джонс-стрит. Яркие огни, смех и музыка, доносившиеся из окон заведения, заставляли ее забыть на время о своей холодной, темной маленькой комнате. Люди входили и выходили из кабачка и нередко смеялись, увидев у дверей маленькую девочку в черном бархатном пальтишке и собаку, значительно превышавшую по размерам свою хозяйку. Девочка с собакой появлялись у кабачка почти каждый вечер, и некоторые посетители начали любопытствовать, что они поделывают у порога совсем не детского учреждения в такое неурочное время.
— Ну, что случилось, дорогуша? — спросил у нее однажды рыжий тип. — Ждешь, когда пьяный папаша вылупится из этого яичка, да? — И он ткнул пальцем в сторону ярко освещенного входа в кабачок.
Фрэнси вспыхнула и отрицательно покачала головой. Изо всех сил потянув Принцессу за поводок, она торопливо пошла прочь от заведения.
— Слушай, с этой девчонкой, вечно ошивающейся тут, надо что-то делать, — сказал потом рыжий владельцу салуна. — Вряд ли твои дела пойдут в гору, если у дверей будут маячить детишки, дожидаясь своих пьяных предков. Выстави ее папашу за дверь и скажи ему на дорожку, чтобы он отвел ребенка домой, где нормальные дети и должны находиться.
— Говорю тебе, нет здесь ее папаши. Я хорошо знаю всех посетителей и их потомство, — с неприязнью глядя на рыжего, раздраженно ответил хозяин. — Но если ты в следующий раз увидишь ее, только мне мигни, и я сразу же вызову полицию.
Но Фрэнси испугалась случившегося и стала избегать кабачок на Джонс-стрит. Она углублялась все дальше в лабиринт городских улиц, по дороге сочиняя про себя различные истории из жизни людей, которых видела за освещенными окнами домов или в кафе за столиками.
Только через несколько недель девочка снова отважилась пройти мимо злополучного салуна. Стояла ясная холодная ночь, и Фрэнси знобило. Она остановилась, чтобы вдохнуть теплый воздух, пропитанный запахами жареной, приправленной специями ветчины, говяжьего рагу и темного эля. От посетителей, навеселе покидавших салун, ветер доносил до Фрэнси отчетливый запах виски.
Рыжий знакомец Фрэнси увидел девочку сквозь мутное стекло и с готовностью поспешил к стойке бара, чтобы предупредить хозяина.
— Пошли мальчишку за полицейским, — торжественно объявил он. — Та самая малышка опять появилась рядом с твоим притоном. Не самое лучшее место для ребенка, которому не больше восьми. Скорее всего, она смылась из дому или что-то вроде того.
— На этот раз я ее достану, — мрачно пообещал хозяин и кликнул мальчишку-помощника.
Когда Фрэнси увидела, как к заведению приближается щеголеватый полицейский, она с любопытством уставилась на него во все глаза. Девочка казалась сама себе невидимкой в ночном мире своей мечты, и поэтому ее сердце едва не выпрыгнуло из груди, когда полисмен обратился к ней:
— Эй, малышка! Ты что, потерялась или как?..
— Нет! Что вы! Нет! — Фрэнси ухватилась с надеждой за поводок собаки. Принцесса теперь была ее последним оплотом. Шерсть у собаки вздыбилась, зубы обнажились, она стояла тихо, но грозно рыча на подходившего человека в форме. Полицейский в замешательстве отступил назад.
— Я просто хотел поговорить с вами, юная леди. Похоже на то, что вам нужна помощь… вам и вашей милой собачке.
Фрэнси держала собаку двумя руками, поскольку Принцесса угрожающе подалась вперед, снова зарычав, но уже громче, агрессивнее.
— Нет, спасибо, сэр. Помощь нам не нужна. Мы уже идем домой, вот и все.
В последний раз дернув изо всех сил за поводок и едва удерживая рвущуюся Принцессу, она оттащила ее от полицейского и заспешила вверх на холм домой.